Немногим из моего поколения довелось выжить, пройдя предреволюционное подполье, Гражданскую войну, сталинские тюрьмы и концлагеря. Много раз смерть кружилась надо мной Миллионы рабов тяжко трудились и умирали на просторах ГУЛАГа. Я выжил, случайно или что-то помогло мне? Дожил до преклонных лет, смутные мысли и чувства одолевают меня. Неужели бессмысленные многомиллионные жертвы ничему не научили народ этой страны? Ведь тогда в перспективе полный крах, хаос и судорожный поиск выхода в Мировой войне, уже ядерной.

 

�Гришенька, от судьбы не уйдешь.�

(Так часто говорила мне моя мать).

�На каких неуловимых и тончайших

нитях висят подчас судьбы народов

и жизнь множества людей.�

(А. Дюма)

�Потерять мужество � все потерять.�

(И.Ф. Гете).

�Сумел так мужественно ты,

Так гордо пронести

Свой жребий,

Противоборствуя судьбе, -

Ни на земле,

Ни даже в небе,

Никем не сломленный в борьбе.�

(Д.Г.Н. Байрон, �Прометей�)

Приведенные выше эпиграфы выражают трудно разрешимые противоречия в жизни человека: покориться судьбе, обстоятельствам, которые складываются без нашего участия, покорно плыть по течению событий, безропотно подчиниться чьей-то злой воле или, в меру своих возможностей, противостоять обстоятельствам. Ведь сознание, воля, энергия человека могут преодолеть многое. Мифологический титан Прометей принес людям огонь и свет вопреки воле богов Олимпа. Он понимал, что его ждет за непослушание богам. Его приковали к скале и обрекли на многолетние тяжкие муки. Образ Прометея олицетворяет свободный дух, сильную волю, способность противостоять судьбе.

В молодости я часто попадал в ситуации, когда надо было решать: либо уповать на судьбу, либо что-то предпринять для спасения жизни. Я не касаюсь войны, когда смерть всегда рядом, но почему-то не думаешь, что шальная пуля может поставить последнюю точку в твоей судьбе. Совершенно иное состояние испытываешь, когда смерть может наступить от твое6й ошибки, слабости, когда не приходится уповать на судьбу, а рассчитывать только на собственные силы, выдержку, смекалку. Кратко опишу несколько очень острых ситуаций, в которых я оказался в молодости. 1919-ый год. По заданию Екатеринославского подполья я еду поездом в Севастополь для организации связи с моряками Черноморского флота и рабочими Севастополя. На станции города Александровска в вагон вошли офицеры, начали проверять документы, искали комиссаров и евреев. Я как раз в одном лице был и тем, и другим. Напряжение было сильнейшее, но внешне я сохранял спокойствие, делал вид, что читаю книгу. Один офицер, на рукаве которого был изображен череп (знак Дикой дивизии Шкуро), подошел ко мне, попросил предъявить документы. Подполье снабдило меня хорошими документами. Но офицер стал внимательно меня рассматривать, после чего приказал произнести слово �кукуруза�. Я четко и раскатисто произнес: �Кукуррруза�, сделав сильный нажим на букву �р�. Пронесло! А что было бы, если бы я плохо произнес слово �кукуруза�? К тому же в моем чемоданчике с двойным дномлежали зашифрованные материалы. Что же в этом случае спасло меня? Немного везения, но и выдержка, и хорошее владение русским языком. Другой случай, когда смерть смотрела мне в глаза. В июне 1919 года банды атамана Григорьева подошли к Екатеринославу, в связи с чем мне с небольшой группой красноармейцев поручили вывезти из городского банка и доставить в Харьков золото, серебро и другие ценности. Все ценности разложили в мешки, погрузили в вагоны, которые запломбировали. На станции Самойловка нас окружил конный отряд батьки Кныша, человек 300 с саблями и винтовками. Батька прокричал: - Что везете? � В голове молниеносно проносились мысли, что ответить? Ответил: - Везем убитых солдат на их родину.- После этого батька скомандовал: - Шапки долой! И перекрестился . Все начали креститься. Кныш крикнул нам: - С богом, хлопцы! � Весь его отряд помчался в сторону Павлограда. Ну, а если бы Кныш решил заглянуть в вагоны? Что спасло нас? Выдержка, находчивость, знание психологии крестьян, которые на Украине в годы Гражданской войны объединялись в многочисленные отряды во главе с батьками и атаманами.

Вот еще один тяжелейший переплет, когда я не видел выхода, уже начал думать, как мои бедные родители воспримут известие о моей гибели. Я второй раз еду в Севастополь, на станции Синельниково пересадка. Здесь предатель, санитар Должковой, знавший меня как политрука Екатеринославского военного госпиталя, выдал меня головорезам Дикой дивизии Шкуро.Каратели подвешивали меня за руки к потолку, били шомполами и плетками, добивались, чтобы я назвал товарищей по подполью. Истязания продолжались несколько дней, несколько раз я терял сознание, меня тащили в камеру, обливали холодной водой, а на следующий день все повторялось. Я либо отрицал все, что сообщил предатель Должковой, либо молчал. Свое положение я считал безнадежным. Но, как видно, мое молчание спасло меня, для продолжения допросов меня отправили в Екатеринославскую политическую тюрьму, поместили в камеру �смертников�, здесь следствие вели профессионалы, офицеры деникинской контрразведки. Они не прибегали к пыткам, но оказывали очень сильное психологическое воздействие, делая упор на мою молодость, на то, что я многого не понимаю, не могу разобраться в происходящем. Я и здесь отрицал свою принадлежность к Екатеринославскому подполью. Следствие прекратилось совершенно неожиданно. Армия батьки Махно стремительной атакой захватила Екатеринослав. Махновцы разбили двери тюремных камер и освободили всех заключенных. Что спасло меня в этот раз? Здесь и судьба, и моя выдержка, способность переносить тяжелые физические пытки, о чем я и не подозревал.

Теперь переношусь в советское время, когда решающую роль в судьбах людей стал играть произвол власти. До 1928 года меня миновал �карающий меч диктатуры пролетариата�. В 1928 году советская власть, руководствуясь так называемой �революционной целесообразностью�, заменившей все правовые нормы, начала арестовывать некоторых инакомыслящих, чьи взгляды и высказывания отличались от линии ЦК ВКП(б). Арестовали и меня, прошел Лубянку, Бутырскую тюрьму, сибирскую ссылку. На следствии еще не прибегали к пыткам, хотя следователи, прибегая к психологическим ухищрениям, упорно добивались, чтобы подследственный подписал сфабрикованный ими протокол. Поскольку в протоколе следствия была сплошная ложь, я не подписал его. В 1928 году Сталин уже обладал неограниченной властью, но что-то ему мешало перейти к изуверским методам расправы со всеми неугодными. Возможно, он переоценивал силу и влияние оппозиции, которая хотя и имела многочисленных сторонников, но не обладала ни необходимой энергией, ни решительностью для борьбы со сталинизмом. Может быть, тогда Сталин еще не имел достаточной поддержки за рубежом, прежде всего в коммунистических партиях, а такие лидеры, как Бухарин, Каменев, Зиновьев и уже высланный в Алма-Ату Троцкий продолжали пользоваться там влиянием. Положение резко изменилось в конце 1934 года после убийства С.М. Кирова. У меня никогда не было сомнения, что это убийство организовано НКВД по указанию Сталина, который таким путем решал сразу несколько проблем, давно мучивших его, о чем я подробно написал в воспоминаниях. Это убийство давало Сталину повод перейти к массовым, жесточайшим репрессиям. В первые же дни после убийства начались расстрелы без суда и следствия. Меня и жену арестовали ночью 8 декабря, привезли в дом предварительного заключения (ДПЗ) на Литейном проспекте. Очень скоро я на собственной шкуре ощутил, что начался тяжелейший период жизни, кода невозможно было сказать, доживу ли я до следующего дня. В первые же часы пребывания в ДПЗ, после стычки с охранником я оказалсяв карцере, каменном мешке с размером пола 0,5х0,5 метра и высотой 2 метра. Не помню, сколько просидел в карцере. Вызвали на предварительный допрос, после чего поместили в одиночку. За стеной слышал иногда какую-то возню, стоны, истерические крики. Через несколько дней началось следствие, которое я подробно описал ранее. А здесь приведу только несколько наиболее характерных эпизодов и деталей. Следствие вел некий Леонид Райхман. Спустя много лет я узнал, что он дослужился дочина генерал-лейтенанта КГБ. Чем-то очень угодил кремлевскому изуверу. Райхман �пришил� меня к �ленинградскому центру�, который, по мнению следствия, естественно продиктованному сверху, ставил своей задачей физическое уничтожение вождей революции. С целью устрашения следователь показал мне газету �Ленинградская правда�, где был опубликован список 82-х расстрелянных комсомольцев, обвиненных в соучастии в убийстве Кирова. В списке было несколько фамилий мне знакомых, это были люди, служившие верой и правдой комсомолу с первых дней его рождения. Следователь спросил меня, как я оцениваю меру наказания? Я встал со стула и громко крикнул: - Это гнусный произвол! � Следователь приблизился ко мне и поднял руку для удара. Но я быстро и сильно отбросил его руку в сторону, что вынудило его повернуться ко мне спиной. Следователь нажал на кнопку, влетели оперативники, приставили к моей спине пистолеты и вытолкнули из комнаты. 4 конвоира водворили меня в камеру. Я объявил голодовку, требовал освобождения меня и жены, а также наказания следователя. Следствие тянулось долго. Перейду сразу к последней встрече со следователем, когда он положил передо мной объемистый протокол следствия и предложил его подписать. По мере того, как я читал протокол, у меня кровь приливала к лицу. В протоколе было сказано, что на квартире Михаила Иванова систематически заседал ленинградский центр, ставивший своей задачей путем террористических актов возбуждать трудящихся против советской власти и признанных народом вождей. И вот такая ложь излагалась на шести страницах. Было написано, что я являлся теоретиком вновь организованной антисоветской партии, и во всех учебных заведениях, где я преподавал философию, систематически разлагал студенчество и восстанавливал молодежь против ЦК партии. Я сказал следователю: - Вы автор этого подлого сочинения, вы и подписывайте его, я такую гадость не подпишу. � Взбешенный следователь ударил меня по лицу и крикнул: - Мы заставим вас другими методами подписать эту бумагу. � Кровь брызнула у меня из носа, на мгновение я остолбенел, вытирал рукой кровь. Схватил телефон, стоявший на столе, и с большой силой бросил в палача. Меня охватила такая ярость, что я мог задушить этого сталинского пса. Райхман увернулся, выхватил пистолет и направил его на меня, другой рукой нажал на кнопку. Тут же в комнату влетела ватага здоровенных опричников, они били меня по голове и животу, пытались свалить на пол. Я сопротивлялся, как загнанный дикий зверь, одному угодил кулаком в лицо, кричал: - Палачи, жандармы, сталинская сволочь! � В комнату вбежали еще трое, на меня накинули что-то вроде смирительной рубашки и выволокли в коридор. Ничего не видел, чувствовал, что меня волокут по лестницам, потерял сознание. Очнулся в зловонном каменном мешке, карцере. Через какое-то время открылась дверь, за дверью стояли солдаты. Какой-то начальник объявил: - Ваше следствие закончено, скоро по вашему делу вынесут приговор. После того, что произошло, я ждал расстрела. Удивительно, что я успокоился, словно смирился с мыслью о завершении жизни. Вспомнил, как спокойно мудрый Сократ выпил яд и сказал своему ученику Платону: - Я ухожу в мир иной, а вы остаетесь в этом мире, кто из нас на верном пути � это еще неизвестно. � Начал думать о семье, детях, жене. Две ночи не спал, ждал, что меня выведут на тюремный двор и расстреляют. Но события развивались иначе. В карцере меня продержали неделю, после чего перевели в камеру №8. Томительно тянулись дни в ожидании приговора. 15 февраля 1935 года в камеру вошел коренастый мужчина в военной форме, спросил меня, действительно ли я Григоров, затем по какой-то бумаге проверил мое имя, отчество, год рождения. После этого он объявил. Что Особое совещание НКВД 10 февраля 1935 года вынесло следующий приговор по моему делу: �За принадлежность к зиновьевской группировке и активную антисоветскую деятельность Григоров Григорий Исаевич осуждается на 5 лет исправительно-трудовых лагерей.� Хотя я высказал протест в связи с заочным осуждением, но душа ликовала. Я ждал расстрела, а получил 5 лет концлагерей, жизнь продолжается. Меня удивило, что мотив приговора совершенно не был похож на обвинения, изложенные в протоколе следствия, который я отказался подписать, в связи с чем произошло столкновение со следователем. Несколько позже я узнал, что Особое совещание, вынося приговор конкретному человеку, не рассматривает его личное дело, а руководствуется указаниями ЦК ВКП(б) относительно той или иной категории репрессированных. А ЦК партии, основываясь на пресловутой �революционной целесообразности�, определяет общий характер обвинений, предъявляемых всей группе, проходящей по тому или иному состряпанному �делу�. Как видно, моя схватка со следователем не могла повлиять на приговор, спущенный сверху для всех обвиняемых, проходивших по общему �делу�. Арест в декабре 1934 года и следствие в Ленинградском ДПЗ оказались для меня, своего рода воротами, через которые я вошел в особую, зловещую страну � �Архипелаг ГУЛАГ�. Над этими воображаемыми воротами я бы большими огненными буквами начертал слова из �Божественной комедии� Данте Алигьери:

�Здесь нужно, чтобы душа была тверда,

Здесь страх не должен подавать советы.�

Очень скоро я понял, что мой предыдущий опыт заключения мало чего стоит. За 3-4 года после моего освобождения из сибирской ссылки многое изменилось во всей системе карательных органов - новые кадры, огромный масштаб репрессий, возрастающая жестокость в отношении к арестованным. На бескрайних просторах страны появилась новая, колоссальная, невиданная ранее государственная структура, метко названная писателем Солженицыным �Архипелаг ГУЛАГ� . Этот �архипелаг� объединял многочисленные �острова� � тюрьмы, пересылки, концлагеря, заводы, рудники, шахты, многочисленные стройки, управляемые из единого центра � Главного управления концлагерей, входящего в НКВД, стратегию которого, а в значительной степени и тактику, определял кремлевский изувер. В конце 1934 года начался мой многолетний тяжкий путь � тюрьмы, следствия, этапы, пересылки, концлагеря. Все это я подробно описал в воспоминаниях. А здесь, пытаясь в самой сжатой форме обобщить мою тюремно-концлагерную эпопею, очертил круги сталинского Ада, через которые мне довелось пройти. Вот что получилось:

Круг 1-ый. Тюрьмы, следствия, изматывающие ночные допросы, лжесвидетели, избиения. Карцеры. Следователи пытаются различными ухищрениями, любыми способами сломать волю подследственного, добиться признания придуманных особо жестокие смертельные схваткимежду уголовниками и политическими, уголовниками и им преступлпений и, в конечном итоге, добиться, чтобы подследственный подписал протокол следствия. Моя задача состояла в том, чтобы выстоять, не подписать этот протокол. Это была тяжелейшая борьба между следователями, за спинами которых всегда присутствовала огромная изуверская карательная система, и подследственным � одиночкой, опирающимся только на свою волю, выдержку и сознание.

Круг 2-ой. Этапы. Шагаешь в колонне, проходишь по 25-30 километров в день, конвой, часто пьяный, постоянно кричит: - Шаг влево, шаг вправо, стреляем без предупреждения. � К этому привыкнуть невозможно, все время напряжен. В меня однажды стреляли, спасла темнота. Этапы по рекам в трюмах барж � плавучих камерах смертников. Одна параша-бочка на несколько сот заключенных, замурованных в трюме. От болезней умирали пачками. В конце этапов из трюма выползали призраки.

Круг 3-ий. Пересылки. Здесь пересекались пути многих этапов. На пересылках происходили массовые, особо жестокие смертельные схватки между уголовниками и политическими, уголовниками и этапируемыми из республик Закавказья и Средней Азии. Уголовники рассчитывали на растерянность заключенных-новичков, но получив решительный, организованный отпор, трусливо отступали и надолго затихали.

Круг 4-ый. Концлагеря, общие работы до полнейшего изнеможения. Некоторые умирали во время работы. Я, будучи человеком физически сильным и выносливым, дважды на общих работах терял сознание. При невыполнении нормы выработки сокращали пайку хлеба, человек еще больше слабел, что вело к смерти.

Круг 5-ый. Барак усиленного режима (БУР) в концлагере. Сюда попадали за нарушение лагерного режима, за столкновение с администрацией и стукачами. Режим в БУРе был тяжелым, но не смертельным.

Круг 6-ой. Внутренняя тюрьма и карцер в концлагере. Штрафной концлагерь. Заключенный, попадавший в эти зловещие места, обрекался на ускоренную смерть. Только особое стечение обстоятельств, большое везение, но и высокая выдержка и здоровая психика позволяли выбраться оттуда. Мне в значительной степени повезло, я выбрался.

Круг 7-ой. Болезни и голод. Преодоление испытаний этого круга во многом зависело от генотипа заключенного, наследственности, выносливости, но и от силы его духа, способности спокойно переносить и болезнь, и голод, не впадать в отчаяние.

Круг 8-ой. Уголовники. Весьма характерен социальный состав уголовников в 30-е годы: люмпенпролетарии, крестьяне, ушедшие в город во время 1-ой Мировой войны, дети погибших во время Гражданской войны, дети раскулаченных крестьян, рабочие, столкнувшиеся с произволом советских чиновников и многочисленных новых выдвиженцев, не желавшие смириться с этим произволом. Все эти уголовники люто ненавидели советскую власть, многие из них помогали политическим заключенным. После Отечественной войны состав уголовников был совсем иной, многие из них становились доверенными лицами лагерной администрации. Эти вели себя нагло, разнузданно. Но им можно было противостоять, особенно успешно, если объединиться в группу. Меня несколько раз специально сажали в камеру к уголовникам, чтобы сломать, но ничего из этого не получилось. Я находил подходящую форму отношений с уголовниками. Для некоторых этот круг испытаний был очень тяжелым.

Круг 9-ый.Дамоклов меч вечной каторги, безысходность. Ощущение этого в течение многих лет некоторых приводило к серьезным психическим расстройствам, человек погибал.

Круг 10-ый. Постоянное, ежечасное испытание воли, необходимость отстаивать свое человеческое достоинство, не опускаться, не расслабляться. Без этого смерть подкрадывалась незаметно. Многие умирали оттого, что не могли выдержать общую обстановку концлагеря: бараки, нары, надзиратели и так далее. Эти люди опускались, ломались, не находили в себе духовных сил противостоять непривычным для них обстоятельствам.

Очертив эти круги сталинского ада, я вспомнил замечательную строку из �Божественной комедии� Данте: �Что за рок тебя подвиг спуститься раньше смерти в царство это?�

Да, иногда смерть предпочтительнее рабства. Я уже писал о защитниках крепости Массада, о спартаковцах Древнего Рима, они вошли в историю. А миллионы, оказавшиеся в �Архипелаге ГУЛАГ�, не могли даже помыслить, что их ждет в этом царстве зла ХХ-го века. Они превратились в рабов, которые тяжко трудились и безвестно умирали. Вряд ли кто-нибудь сможет назвать число тех, кто бесследно сгинул в ледяной тундре, дремучей тайге, в водах сибирских рек.

В приведенной выше строке Данте спрашивается, что за рок подвиг спуститься в царство зла. Меня много лет волновал вопрос: какой рок подвиг миллионы российских граждан оказаться в �Архипелаге ГУЛАГ� ? В воспоминаниях я сделал попытку найти ответ на этот сложный вопрос. Здесь же только отмечу, что после серьезной проработки сочинений крупнейших историков России В.О. Ключевского и С.М. Соловьева я пришел к выводу, что корни этого �рока� уходят в далекое прошлое России. Заканчивая работу над воспоминаниями я понял, что описанием многочисленных подробностей рабского существования заключенных в �АрхипелагеГУЛАГ� невозможно передать их состояние, когда они постоянно находились между жизнью и смертью. Жизнь могла оборваться в любой момент. Поэтому я искал такое образное выражение моего состояния в условиях многолетнего заключения, которое было бы понятно людям, не побывавшим в сталинском аду. Вот к какому образу я пришел. В течение многих лет я, как бы, был придавлен огромной каменной глыбой, мог дышать, думать, немного шевелить руками и ногами. При этом душа была тверда, к советам страха не прислушивался. Но любое неосторожное движение могло привести к тому, что глыба качнется и мне конец. И все же мне удалось выжить, я вышел на свободу, сохранил интерес к жизни, к науке, искусству, поэзии, литературе и даже пишу воспоминания. Мне хотелось понять, что же помогло мне выжить? Ранее я вскользь касался этого вопроса, но теперь остановлюсь на нем более подробно. Однозначно ответить на этот вопрос невозможно, уж слишком многое, часто мало приметное , определяет судьбу человека. Очень верно написал А.Дюма: �На каких неуловимых и тончайших нитях висят подчас судьбы народов и жизнь множества людей.� Но я начну с очевидного. Природа наделила меня хорошим здоровьем, физической силой, выносливостью, способностью переносить сильную физическую боль, отличной памятью, аналитическим складом ума, хорошим голосом и музыкальным слухом.Все эти качества, кроме двух последних, помогли мне выжить. Что привили мне мои родители, к которым я относился с большой любовью и уважением? Очень многое, что тоже помогло мне выжить? Волевые качества, предпочтение духовных ценностей перед материальными, трудоспособность, готовность выполнять любую работу, в том числе тяжелую и грязную, непритязательность к внешним условиям, любовь к учебе, уважение знаний, науки и, может быть, самое главное, чувство собственного достоинства. Я с детства видел, как мать и отец давали самый решительный отпорлюбому, кто затрагивал их человеческое достоинство, будь то городовой, хозяин фабрики, или соседка-дворянка.

Не сомневаюсь, что я выжил и потому, что не подписал ни одного протокола следствия. А в моейжизни следствий было много, и на еаждом из них следователи упорно добмвлись, чтобы я подписал протокол. А я не подписывал, поскольку в протоколах была сплошная ложь. Насколько мне известно, тех, кто подписывал протоколы следствия, признавая себя виновными в придуманных тяжких �грехах� � шпионаже, контрреволюционной деятельности и т.д., расстреливали. Да и без всяких протоколов расстреливали по решению �тройки�, вынесенному в течение нескольких минут. Бессмысленно во всем этом изуверстве искатькакую-то логику. Сталин, главный дирижер всех массовых репрессий, в своих действиях руководствовался не разумом, а эмоциями, в основе которых лежали значительные психические отступления от нормы: редкостные злоба, подозрительность, мстительность, хитрость и вероломство, садизм, ущербность, комплес физической, интеллектуальной и нравственной неполноценности, что сопровождалось постоянным стремлением самоутвердиться через властвование над людьми. Судьба человека во многом определялась тем, в какую категрию подлежащих репрессии попадал он. Эти категории, как и общий характер обвинений подследственных, определял кремлевский маньяк. Мне повезло, я, как видно, попал в такую категорию, которых расстреливали только после их �добровольного признания в содеянных ими преступлениях.� Здесь в моей судьбе сыгали роль и случайность, и моя стойкость на следствиях.

Очень помогло мне переносить тяготы заключения, а следовательно и сохранить жизнь то, что я до ареста в 1934 году много и основательно занимался философией. Сидя в одиночных камерах и карцерах, я погружался в философские системы Спинозы, Канта, Гегеля, полностью отключался от окружающего меня мира, от тяжких, мрачных мыслей, забывал, где я нахожусь. Именно тогда я осозал глубочайший смысл изречения французского философа, математика и физика Рене Декарта: �cogito ergo sum� (мыслю, значит существую). Да, можно лишить человека свободы, заковать в кандалы, бросить в каменный колодец, но если он продолжает мыслить, то его жизнь продолжается. А вот, на первый взгляд, не очень значительная деталь. С юности я пристрастился к чтению поэзии и художественной литературы. У меня в памяти хранилось множество стихов, романов и драм. У И.Ф. Гете я вычитал и крепко запомнил на всю жизнь следующее: �Потерять мужество � все потерять�. Находясь в заключении, я это глубоко осознал, что помогло мне выстоять, не сломаться в очень тяжелых ситуациях. А вот еще. В тюремной камере, когда я чувствовал, что моим сокамерникам становилось невыносимо тяжко и тоскливо, и они готовы затеять потасовку, начинал рассказывать какой-нибудь роман или драму. Это очень благотворно действовало на всех, особенно на уголовников. У последних очень большим успехом пользовался роман В. Гюго �Отверженные�

И, конечно, помогли мне выжить и мои друзья. Их помощь и поддержка в тяжелую минуту была бесценна. В концлагерях у меня были настоящие друзья. Это были люди большого мужества, редкой стойкости, необыкновенной силы духа и очень надежные. Каждый из них по-своему активно противостоял изуверской сталинской системе. Я об этом подробно написал в воспоминаниях. Тирания. Даже самая жестокая, не всегда способна сломить волю мужественного человека. Приведу пример того, как врач И.Ф. Коцюба, сам отбывший 15-летний срок заключения, спас меня почти от неминуемой смерти. Как-то после тяжелейшей работы в угольной шахте, по дороге в концлагерь я потерял сознание. Попал в лагерный стационар к врачу-терапевту И.Ф. Коцюбе.Он сразу определил, что мое состояние на грани полного физического истощения, и спасти меня от смерти может немедленная медицинская помощь и длительный покой. Коцюба решился на шаг,который мог дорого ему стоить. Он стал привлекать меня в качестве санитара к осмотру больных и под этим предлогом, несмотря на гнев лагерного начальства, продержал меня в стационаре до полного выздоровления. А медицинская практика, приобретенная во время работы с Коцюбой, позволила мне стать фельдшером и избавиться от общих работ, которые могли угробить любого, даже очень здорового и выносливого человека. Думаю, что в какой-то степени я показал, что помогло мне выжить.

Еще раз очень сжато об �Архипелаге ГУЛАГ�. Это огромный, особый мир полуживых рабов, жизнью которых полностью распоряжалась огромная армия надсмотрщиков, сталинских опричников. Ограды из 2-х, иногда 3-х рядов колючей проволоки, сторожевые вышки с охранниками, готовыми в любую минуту стрелять, огромные сторожевые собаки, бараки обычные и усиленного режима (БУРы), внутренние тюрьмы и карцеры, обычные и штрафные концлагеря, постоянные обыски, тяжелейший рабский труд, пайка хлеба, которую иногда было невозможно заработать, болезни, опер-уполномоченные (КУМы), охранники, надзиратели, конвоиры, бригадиры, стукачи, уголовники, обреченные молодые женщины � �шалашевки�, начальники различных мастей. И кругом смерть, падают замертво от непосильной работы, от голода и болезней, от ножа уголовников. Вот в таком мире мне суждено было прожить много лет и выжить.

Написав воспоминания, я выполнил то, что должен был сделать ради сохранения памяти о дорогих мне людях, о моей жене, о моих замечательных друзьях, благороднейших, самоотверженных революционных романтиках, мечтавших о лучшей жизни народа, отдавших жизнь борьбе за осуществление этой мечты, оказавшейся мифом.

О великом поэте-философе Данте-Алигьери, написавшем поэму �Божественная комедия� в 3-х частях � �Ад�, �Чистилище� и �Рай�, современники говорили: �Этот побывал там, он видел � и вернулся�. А наши современники могут сказать о тех, кто прошел через сталинские тюрьмы и концлагеря и вернулся: Они были там, прошли через круги сталинского Ада, выжили, вернулись и должны написать о пережитом � вот это я и сделал, хорошо ли, плохо ли, это судить тем, у кого хватит терпения прочесть мои обширные воспоминания. Заканчивая воспоминания, я, как бы, пытаюсь на какое-то время попрощаться с прошлым, хотя понимаю, что оно будет со мной до последних дней жизни.

Меня теперь волнует будущее моих детей и внуков.Что их ждет? Что я могу им посоветовать, опираясь на мой жизненый опыт?

2,5 года я провел в финском плену. Это был своеобразный плен, я имел возможность на некоторое время покинуть лагерь военнопленных, пожить в Хельсинки и познакомиться, как живут граждане Финляндии, свободные люди в демократическом государстве.Эта жизнь для меня, родившегося и жившего в царской России, затем в большевистском Советском Союзе, оказалась совершенно неведомым миром, где весь жизненный уклад построен на основе личной свободы и равных прав всех граждан перед законом, на большом уважении к личности человека. С тех пор я имел возможность сопоставлять положение человека в Советском Союзе и в демократической стране. Вот уже давно нет Сталина, а сталинская система в несколько смягченной форме существует и не заметно признаков каких-либо серьезных перемен. В стране нет политических и социальных сил, способных осуществить радикальные перемены. Сталинский режим уничтожил миллионы наиболее инициативных, духовно богатых, не готовых мириться с ролью рабов. А что же представляет собой советское общество сегодня? Миллионы разрушенных семей и исковерканных судеб, миллионы вышедших на свободу, но полностью сломленных физически и духовно, миллионы бывших сталинских опричников, миллионы осведомителей и многомиллионная �номенклатура�. В таком обществе еще долго не появится представление о праве, законе, нравственных нормах и демократии. Ну, а государственная система? Она оказалась не просто малоэффективной, а нежизненной, разрушительной. Отсутствуют стимулы для высокопроизводительного труда, особенно в деревне. Страна, которая до Февральской революции с примитивными орудиями сельскохозяйственного труда снабжала зерном Европу, а теперь ежегодно закупает миллионы тонн зерна за рубежом. На всех уровнях власти процветают коррупция, кумовство, протекционизм, пьянство. Варварски используются огромные природные богатства страны. Сын, занимающийся проблемами теплоэнергетики, рассказал, что зимой приходится останавливать крупные энергоемкие производства из-за нехватки топлива и энергии. И это при огромных запасах угля, нефти и природного газа. Если так будет продолжаться, то страну ждет не только экономический крах, а полный хаос, что будет сопровождаться судорожным поиском выхода, который может привести и к большей заварухе. Как тут не вспомнить то, что писал замечательный писатель В.Г. Короленко: ��Есть бездны в общественном движении, как есть они в океане� Кто знает, кто проник взагадку приливов и отливов таинственного человеческого океана, кто поручится, что вал не поднимется вновь, также неожиданно и еще более грозно?� К этому трудно что-то добавить. Хотя что может быть страшнее тех катаклизмов, которые сотрясали Россию в ХХ-м веке? Я посоветовал моим детям очень серьезно подумать над этими словами В.Г. Короленко. Закончу воспоминания строчками моего любимого поэта:

�Мой кончен труд, дописан мой рассказ,

И гаснет, как звезда перед зарею,

Тот факел, о который я не раз

Лампаду поздней зажигал порою.

Что написал, то написал, - не скрою,

Хотел бы лучше, но уж я не тот,

Уж, верно, старость кружит надо мною��

(Д.Г.Н. Байрон, �Паломничество Чайльд Гарольда�)